О Пастернаке
Однажды, давным-давно, в самый мрачный период застоя (а самый мрачный период застоя случился при Андропове - было реальное ощущение возврата сталинской диктатуры с полным засильем НКВД) зашел у нас с одним товарищем приватный разговор о Пастернаке.
Товарищ был принципиально беспартийный и чуточку (самую малость) диссиденствующий, то есть всегда имел собственное мнение об искусстве, как бы оно не расходилось с генеральной линией.
Правда, это не мешало ему не любить абстракционистов, и это показательно, ибо настоящие диссиденты любили абстракционистов не за их абстракции, а вопреки Хрущеву.
Позицию классического диссидента замечательно сформулировал Бродский, сказав по какому-то поводу:
"Если Евтушенко против колхозов, то я - за!"
Им, диссидентам, плевать (и всегда было плевать) на реальность, им главное продемонстрировать свое отличие от других.
Так вот, заговорили мы о Пастернаке.
Товарищ мой с его стихами был знаком изрядно, многие читал мне наизусть.
Поэтому я спросил, читал ли он "Доктора Живаго".
- Читал.
- И как впечатление? - поинтересовался я.
Он пожал плечами:
- Да так как-то... Болтается какой-то неприкаянный интеллигент по революционной России... И всем делает детей...
Разговор увял сам собой.
Андропов умер, в должность Генерального Секретаря вступил, "не приходя в сознание", Черненко, открыв тем самым новую фазу застоя: трагико-анекдотичную.
А потом случилась Перестройка...
Вернее, сначала было объявлено Ускорение.
Но Ускорение выдохлось через полгода, и вот тогда случилась Перестройка.
Правда, через некоторое время она тоже превратилась в бестолковую самоцель, но это было позже...
А начальный ее период был прекрасен: гласность, многогласность и громогласность были столь велики, что многие их отголоски, притом не самого лучшего пошиба, звучат до сих пор.
Притом сейчас эти отголоски давно превратились в обычные заклинания: Сталин - сатрап, коммунизм - утопия, СССР - "империя зла"...
Но вернемся все-таки к Пастернаку.
Года через два гласность, многогласность и громогласность достигли такого уровня, что пресловутого пастернаковского "доктора" напечатали в "Новом мире".
Никакого ажиотажа это не вызвало.
Я взялся его читать, но одолел только начало... стало просто скучно.
Через некоторое время в "Правде" появилась огромная рецензия на роман.
Было ясно, что автору рецензии дали строжайший наказ: роман похвалить!
Также было очевидно, что подобные наказы должны выполняться безоговорочно.
Хотя бы по привычке к партийной дисциплине.
Я подумал тогда: может, я чего-то недопонял в романе? вот сейчас "Правда" мне все и разъяснит.
Ничего подобного: в многословном (на целую полосу) пустословии не нашлось причин для похвалы роману.
Притом было видно, что автор честно старался отработать "социальный заказ", но все его похвалы были крайне натужны и весьма ненатуральны.
Другими словами, попытка выдать неудачный роман за гениальное произведение провалилась.
Примерно в то же время любители Пастернака (а я предполагаю, что это были не просто любители и знатоки его творчества, а по совместительству и "диссиденты", которые по определению Бродского всегда "за" или "против" только вопреки кому-то) придумали "железный" аргумент в защиту романа.
Он звучал так: если для написания гениальных стихов надо написать плохой роман, то его надо написать.
Должен сказать, что я с этим совершенно согласен.
Но с одной поправкой: написать можно, но публиковать-то - зачем?
Гений должен относиться к своей работе намного критичнее, чем какой-нибудь автор-поденщик.
|
Зимняя ночь (Борис Пастернак)
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.
И все терялось в снежной мгле,
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале.
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
| |