Случай из разгара средневековья
(Дмитрий Стрешнев)
(Начало)
Монастырь Сан Сальви отделился от суетной Флоренции доброй милей полей и огородов.
В тот пасмурный день весь он предавался благочестию и глядел на окружающее со строгим смирением, сжав створки захлопнутых ворот.
Когда князь Альбериго Делла Белла со свитой, мелькая красным, пурпурным, бордовым, золотым и нежно-зеленым, подскакали ближе, могло показаться, что стены недовольно сморщились.
Но на самом деле, конечно, это просто играло солнце, которое то появлялось, то залезало за облака.
Светло-серый под князем остановился, и вперед сразу поскакали несколько человек из тех, которых специально берут во все высокие свиты, чтобы кто-то мог крикнуть в нужный момент: "Посторонись, бревно!" или например: "Ты что, ослеп, плебейская рожа?" На этот раз они закричали:
- Эй, кто там есть! Отворяй!
Стены насторожились, в окне замигала чья-то голова.
Потом, как и следовало ожидать, ворота разъехались.
Будоража своды сытым цокотом, все втянулись во двор, где топтались подвязанные веревками монахи.
На одном висел большой крест, и именно ему достались княжеские слова, как только Делла Белла расстался с седлом и стременами:
- А! Пьетро, мой друг!
- Да благословит вас Бог,- отозвался отец-настоятель довольно бесцветно.
- Как дела, мой дорогой?
- Хвала Иисусу.
- Да, вижу, вижу...
Присутствующие благожелательно слушали эту приятную беседу.
- А мы вот ехали,- сказал князь Делла Белла и оглянулся в подтверждение на своих бордово-нежно-зеленых,- и подумали: дай помолимся у братьев, а?
- Дело святое,- согласился отец-настоятель.
При этих словах на губы ему сами собой спустились молитвы, и он некоторое время беззвучно шептал, пока не нашел в себе силы снова вернуться к прозаическим обязанностям, и тогда уже приказал:
- Братья, отоприте храм для почтенных гостей.
- Вот-вот, ступайте с братьями, молитесь там усердней,- подтвердил князь,- А мы - сейчас тут...
Он взял монаха под руку, слегка сморщив при этом длинный нос аристократа (показалось, что от рясы воняет казармой).
- Я слышал, мой дорогой, что тут у вас завелись два интересных парня.
У отца-настоятеля глаза польщенно поехали в сторону.
- В уважаемом месте как не быть интересным людям. Брат Томмазо на днях научился лечить геморрой наложением рук...
- Да с чего ты взял, что у меня геморрой?- сказал Делла Белла почти сердито и отстранился от монаха.- Я тебе толкую про тех двоих, что схватили на днях в городе, в... одном месте. Проповедники, что ли, божьи люди... В общем, болтали невесть чего, несли без колес, языками сучили.
Пока князь говорил, на лице монаха отражались какие-то приливы и отливы, а потом из него с гневной натугой медленно полезли слова: - Божьи люди... У этих божьих людей слов - как мух на помойке, и ни одного - о церкви и о Господе, а ведь Божьим провидением мир устроен и процветает.
- Это верно, храни нас всех святой Джованно,- быстро сказал князь и перекрестился.- Ну, Пьетро, покажи-ка мне их, хочу послушать.
- Они мерзкие развратники, и слушать их - только радовать дьявола.
При этом громком имени князь задумался, но потом спросил - с коварным простодушием:
- Так что же, подумай сам: значит, я зря сюда тащился?
- Ты молиться ехал,- воткнул Пьетро "ты", как булавку.
- Ладно, ладно, давай, показывай,- сказал Делла Белла и хлопнул монаха по спине.- Не ссорься со мной, друг мой.
От шлепка отец-настоятель распрямился и сказал нехорошим голосом:
- Хорошо. Развлечем Нечистого.
Он зашагал к постройкам, быстро забубнив по-латыни, и мимоходом объяснил:
- Замаливаю грех нечестивого любопытства.
- Ничего!- добродушно сказал князь.- Думаю, глотка у тебя не пересохнет, ты ведь знаешь верное средство. А я завтра пришлю бочоночек.
Монах шагал быстро, и князь стукался плечами о стены в узких проходах.
Они спустились, поднялись, опять спустились, и перед дверью Пьетро достал из рясы толстый ключ.
- Вот здесь они постигают мудрость и терпение.
Князь кивнул.
- И хорошо, что постигают.
Ключ торжественно повернулся.
Но прежде, чем заскрипели петли, княжеская бородка подъехала к монашьему уху.
- А они без ножей?.. Щупали их?
- Будем уповать на милосердие Божье,- сказал отец Пьетро, подняв глаза в потолок, и князь понял: щупали.
Убедившись на всякий случай, что длинный stiletto при нем, Делла Белла шагнул в тухловатый сумрак, застоявшийся за дверью, и не успел еще ничего разглядеть, кроме маленького окошка, как его спутник радушно представил:
- Герардо Пампецци и Бокаччо Бамбарезе, самозванцы и бездельники, поощряемые дьяволом.
Два бледных лица всплыли навстречу гостям; со втянувшимися щеками и жидкими волосами, похожими на перья, был Герардо, а Бокаччо напоминал сердитого рыжего кота.
- Ага,- сказал Альбериго Делла Белла, страдая от запаха гнилой соломы и немытого плебейского тела.- Пусть расскажут, что они там болтали, Пьетро. Я хочу послушать.
- Послушать? Этих?..
Отец-настоятель вытаращил глаза.
- Ну да!- сказал Делла Белла, уже злясь на его грязную рясу, на то, что мало солнца и много вони, на две эти головы с дурной начинкой, но прежде всего - на глупую прихоть мессера Фифанти, - Должен ваш князь знать или нет, кого и за что во Флоренции хватают и сажают в подвалы?
Отцу Пьетро ничего не оставалось, как поджать губы и сделать вид, что согласен.
Князь Делла Белла брезгливо присел на топчан и столь же брезгливо уронил:
- Ну, что вы такое болтали, свинячьи дети?
И после того, как в ответ некоторое время ничего не раздавалось, подозрительно покосился в сторону монаха.
- Ты что, трогал их языки, Пьетро?
Отец-настоятель фыркнул.
- Наложили в штаны, наверное.
- Сам ты наложил в штаны,- тут же бойко отозвался худосочный Герардо.- Просто я, например, не вижу смысла метать бисер перед тем, кто этого недостоин!
- Вот, пожалуйста, какие речи. Я скорблю,- с ликованием заметил монах.
- Тогда ты должен вечно молчать, болван,- язвительно ввернул в адрес сердитого Герардо рыжий Бокаччо,- потому что люди- все, все!- свиньи. Силен ты- ненавидят, а слаб- презирают.
- Ну-ну,- оживился князь.- Это уже интересней.
- Что же,- сказал отец Пьетро, с чувством перекрестившись.- Спаси вас всех дева Мария, а я пошел. Не могу выносить такого надругательства.
Его ряса исчезла за дверью.
Оба оборванца посмотрели вслед, а потом упрямыми глазами уперлись в дублет из узорчатой парчи, облекающий князя, а тот поощрил их:
- Ну, ребята, признавайтесь, за что это на вас так рассердились в нашей благонравной Флоренции?
- За правду об Острове Света!- сказал тот, что худее.
- Ага, и далеко он?- заинтересовался Делла Белла.- Не возле Леванта случаем?
Рыжий тут же пояснил:
- Нигде этого вонючего Острова нет и быть не может.
- Молчи, злобная мартышка!- захлебнулся худосочный, и князь так и не узнал, близко ли к Леванту находится Остров.
- Ладно,- сказал он.- Вижу, что придется вам помочь. Говори вот ты, поросенок! - и ткнул пальцем в рыжего.
- Видите ли, уважаемый мессер, этот гнусный ублюдок, - ткнул, в свою очередь, в Герардо,- отравляет души людей баснями о том, что власть и достояние можно, как булку, разре...
- Власть?- вдруг рявкнул князь, как будто его ужалило это слово.- Да ты знаешь ли, кусок грязи, что такое власть?
Это значит: смотреть на людей, а видеть дукаты, корабли и пики, а за тенями событий и шуршанием слов различать людей.
Это значит- терпеть и выслушивать всех и, соразмерив сказанное с небесным заветом, вершить судьбы подданных.
Это милосердие и кровь; это умение быть почти что богом, забей себе это в глупую голову, чучело, и не рассуждай слишком много.
- Да я ему о том и говорю! - обрадовался рыжий. - Я и говорю: ведь мясо-то все равно должен кто-то по мискам раскладывать? - Забывшись, подмигнул князю. - Какое сборище идиотов, а? Заведется один вор- всех и облапошит!
- А его- судить и повесить!- презрительно усмехнулся жидковолосый Герардо.
- Ха-ха! Хорош Остров Света с виселицами! Чем он лучше богоспасаемой Флоренции?.. А потом, скажу тебе,- наклонился и - брызгая слюной: - кто мясо делит - тот и будет вешать.
- Это на что ты намекаешь, бездомная собака? - подозрительно спросил князь, и рыжий, подавившись, замолчал. - В священной Флоренции процветает закон. Народ сам избирает себе правителей и благоденствует.
- А-а! - с желчной задумчивостью произнес черный. - Все эти "капитаны народа", "знаменосцы справедливости", которые творят, что хотят? Лучше бы их назвали: "капитаны грабежа" и "знаменосцы наживы"... Только на Острове Света ждет подлинная свобода.
- Ха-ха!- вновь ожил рыжий.- Свобода! Собери этих свободных, чтобы обсудить простейшую ерунду - и увидишь, как они передерутся, не договорившись. Человека надо унизить! Тогда он станет мудрее. А свобода...- рыжий сплюнул. - Свободными людишки себя чувствуют, когда им говорят, что делать.
- Нет, гнилой сморчок! Свободными люди себя чувствуют, когда не чувствуют себя беднее других.
- Бр-р-р-р! А не скучно ли будет быть такими... одинаковыми?
- А многим ли весело, когда и душа и тело оцениваются в дукатах?..
"Да они самые обычные сумасшедшие, - подумал князь, - что думают-то и болтают!"
- Как же твой vox populi - глас народа? - уже кричал рыжий. - Поперли мессера Филиппо из гонфалоньеров, а после смерти он был с почетом похоронен теми же, кто при жизни донимал его оскорблениями и клеветой!
- Это происходит тогда, когда блеск денег сводит всех с ума, и ты сам это знаешь!- отвечал черный.
"Точно-сумасшедшие!"
Князь встал с вонючего топчана, но те двое продолжали гневно перестреливаться и вроде бы даже не заметили княжеского вставания.
- А если кто не поймет твоего рая? Силком потащишь?
- Джованни Медичи был кротким и мягким, а при нем только стало больше раздоров!..
Альбериго Делла Белла выпятил из бородки губу, но подумал, хмыкнул и убрал обратно. Квакающие в луже лягушки недостойны княжеского гнева.
За дверью серым привидением стоял монашек.
- Ты кто?
- Причетник... Брат Паоло,- сказал тот, пугливо заикаясь.- Отец Пьетро велел... ключ чтобы...
Монашек юркнул вбок, и князь услышал за спиной стон задвигаемого засова.
Отец-настоятель гулял по двору.
- Сегодня, думаю, дьявол может идти обедать, вполне довольный собой, - кротко заметил он.
- Не надо лишних вздохов, друг мой, - сказал ему князь. - Просто два ненормальных болвана. Я так толком и не понял, о чем болтали их глупые языки... А в общем- все это я и раньше знал. Ничего такого особенного. Чего с ними маяться? Пускай ползут прочь из нашего города.
Отец Пьетро страдальчески сморщился.
- Как же отпустить их вот так-со всеми грехами?
- Какие же грехи у умалишенных, подумай сам. И болтовня их неба не трогает.
- Помню, Мария Грасси тоже отрекалась от преступлений... А потом призналась, что ела младенцев. Предпочитала печень.
- Не знаю, - сказал князь, у которого губа снова начала вылезать, а в горле засипел нехороший сквозняк, - не знаю, что они там ели, а отпустить двух этих дураков придется, Пьетро.
Альбериго Делла Белла оценивающе осмотрел полузакрытые глаза монаха, сжавшийся в кривую складку рот - и забил последний гвоздь:
- И сделаешь это сегодня... что ты там шуршишь?
Он повернул к рясе ухо и расслышал: - ...велики грехи наши...
- Велики, друг мой, и наши, и ваши... Одна надежда-на заступника, святого Джованно... О! Смотри-ка, благородные синьоры уже помолились и ждут! Что же, хорошенькое у вас тут местечко, тихое. Но пора в суету.
- С богом,- буркнул монах.
- Аминь!- заключил князь.- И не забудь о моей просьбе. Я о ней буду помнить.
Отец Пьетро некоторое время смотрел вслед конским задам и подпрыгивающим коротким плащам, а когда обернулся, то увидел серую фигурку, протягивающую ему ключ.
- Иди со мной, Паоло. Причетник засеменил, легко шаркая, и послушно молчал.
Наконец отец Пьетро остановился, созрев для разговора.
- Скажи братьям, чтобы натаскали хвороста и дров. Сегодня должен свершиться суд над двумя отступниками.
Брат Паоло не понял.
- Двумя этими?..- попытался он уточнить, показывая куда-то.
- Этими, этими.
- А... князь?
- Ну и уши у тебя, Паоло? А что- князь? По сравнению с вечным небом и вечной идеей...
Он сделал вид, что сдувает муху.
Как видно, отец Пьетро не был лишен философских наклонностей.
Вздохнув, он посмотрел в серенькие облака.
- Вот где свобода духа, вольная игра стихий...
Он опустил взгляд с неба прямо в разинутый рот причетника и, спохватившись, усердно перекрестился, взял с груди крест и поцеловал.
- ...Аминь!
- Аминь,- отозвался причетник.
Затем, дав брату Паоло ласковую затрещину, отец-настоятель пошел дальше, сокрушенно приговаривая:
- Ей-богу, завидую я где-то этим двум бездельникам. А тут- следи за картулярием и пожертвованиями, просматривай записи о поминовениях, организуй работы по посеву, вытряхивай из крестьян платеж с земли, заключай рыночные сделки, готовь места для погребения синьоров, и чтобы все были довольны! ругайся с мельником, меняй луг на виноградник, напоминай, чтобы проветривали утварь и книги...
А также Букволюбие и буквомания
Обложка
Предыдущий номер
Следующий номер
|
