Обед
Прямоугольный обеденный стол стоял посреди комнаты торцом к большому окну, через которое были видны перила огромного балкона, а за ними вдалеке просматривалась крыша длинного одноэтажного здания со специальным названием "штаб".
Слева, если сидеть за столом лицом к окну, стоял буфет, а справа - пианино, на которое на время обеда со стола переставлялась красивая хрустальная ваза.
Переставлялась она не очень долго, потому что однажды была очень удачно снесена со стола футбольным мячом.
Удачно в том смысле, что мяч ее не разбил, а практически приклеился к ней на некоторое время, и они долго-долго летели вместе, пока не упали на пол.
После этого ваза разлетелась в разные стороны, а мяч полетел дальше один...
По обе стороны от пианино были двери: одна из них вела в спальню, а другая в коридор, по которому можно было попасть к соседям, или на кухню, или даже на лестницу.
Диспозиция обеда была всегда одинакова.
Старшего сына - очень серьезного молодого человека лет четырех - сажали во главе стола.
По правую его руку сидела бабушка, по левую - брат, рядом с ним отец, а мама - напротив отца.
На стол ставилась большая фарфоровая супница, в крышке которой был сделан специальный паз для ручки половника.
У отца был больной желудок еще с финской войны, жирного он вообще не ел, а вареную капусту просто не любил, поэтому щей ему всегда наливали пожиже.
Старший сын жирного тоже не любил, а вареную капусту просто ненавидел, но поскольку по молодости лет больным желудком отговориться не мог, ему наливали щей без разбора, и он медленно и тщательно отодвигая в сторону каждую капустинку, цедил бульончик, иногда перемежая его куском вареной картошки.
У бабушки не выдерживали нервы, и частенько она, зачерпнув своей ложкой из внуковой тарелки, ловко всовывала ее внуку в рот - прямо с капустой!
Выплевывать категорически запрещалось, внук долго жевал противную мягкую капусту и с видимым отвращением проглатывал ее.
Со временем он научился не терять бдительности и не разевать рот без необходимости, но это было уже позже.
Брат его, еще более молодой человек, крайне жизнерадостный и самостоятельный, напротив, отличался замечательным аппетитом.
Он размахивал ложкой, как мельница крыльями, с такой скоростью пронося ее от тарелки ко рту и обратно, что между ним и тарелкой на скатерти и на полотенце, которым его предусмотрительно обвязывали, образовывалась мокрая полоса, усеянная капустой.
При этом он стремительно жевал и заглатывал то немногое, что попадало ему в рот, и постоянно косился на отца, который ел нарочито медленно и неторопливо.
Опустошив свою тарелку, брат решительно подвигал ее к отцовой тарелке и требовал добавки.
Отец, не спеша, отливал из своей тарелки несколько ложек щей, и процедура повторялась.
Это был ритуал.
Все попытки мамы налить ему добавки из супницы братом категорически отвергались.
После двух-трех таких манипуляций отец обычно говорил: "Щи сегодня замечательные. Налейте-ка мне еще."
После чего энтузиазм младшего сына еще более возрастал...
Интересно, что ни о вторых блюдах, ни о третьих, ни даже о фруктах и сладостях (а ведь они наверняка случались) никаких воспоминаний не осталось.
Только это...
А также Великий эксперимент
И другие Рассказы бывалого человека
Обложка
Предыдущий номер
Следующий номер
|