Террорист Богров
(Начало)
Первого сентября, примерно в полночь, в помещении Киевского городского театра, допрашивали бледного молодого человека в разорванном фраке.
У него был рассечен лоб, выбиты два зуба, на лице ссадины.
Только что он тяжело ранил председателя Совета министров Столыпина.
|
|
- Зовут меня Дмитрий Григорьевич Богров, - хладнокровно отвечал на вопросы жандармского подполковника молодой человек. - Вероисповедания иудейского, от роду двадцать четыре года, звание помощника присяжного поверенного. Проживаю в Киеве, Бибиковский бульвар, дом четыре, квартира семь.
|
|
Богров признался, что давно решил убить Столыпина и искал способ, как совершить покушение.
Решил, что надо войти в доверие к начальнику охранного отделения Кулябко.
Обратился к нему с вымышленными сведениями, что некий молодой человек готовится убить одного министра и в настоящее время проживает в квартире Богрова.
Из допроса следовало, что Кулябко был введен в заблуждение, стал содействовать Богрову в надежде, что тот поможет разоблачить террориста, и дал ему пропуск в театр на парадное представление оперы "Сказание о Царе Салтане".
Далее Богров более подробно объяснил, как дурачил начальника охранного отделения, и признался, что ранее был связан с анархистами.
|
"Покушение на жизнь Столыпина произведено мною потому, что я считаю его главным виновником наступившей в России реакции, то есть отступление от установившегося в 1905 году порядка: роспуск Государственной Думы, изменение избирательного закона, притеснение печати, инородцев, игнорирование мнений Государственной Думы и вообще целый ряд мер, подрывающих интересы народа.
С середины 1907 года я стал давать сведения охранному отделению относительно группы анархистов, с которыми имел связи.
В охранном отделении состоял до октября 1910 года, но последние месяцы никаких сведений не давал.
В сентябре 1908 года я предупредил охранное отделение о готовящейся попытке освободить заключенных в тюрьму Тыша и "Филиппа".
Необходимо было немедленно принять меры, и я предложил Кулябко арестовать и меня. Я был арестован и содержался в Старокиевском участке две недели.
В охранном отделении я шел под фамилией "Аленский", и сообщил сведения о всех вышеприведенных лицах, о сходках, о проектах экспроприации и террористических актов, которые и рассматривались Кулябко.
Получал я 100-150 рублей в месяц, иногда единовременно по 50-60 рублей. Тратил их на жизнь".
|
|
Допрос продолжался до пяти часов утра беспрерывно и закончился на том, что Богров опознал свой браунинг.
Арестованного усадили в карету и отправили в киевскую крепость.
С одной стороны от него сидел киевский полицмейстер полковник Скалон, с другой - жандармский полковник, державший в руках взведенный револьвер.
Следом ехали еще в трех экипажах жандармы.
Богрова поместили в "Косом капонире", в одиночной, камере.
На следующий день Богрова допрашивали в Косом капонире.
О себе он рассказал следующее.
Отец - присяжный поверенный и домовладелец. Дом стоит примерно 400 тысяч рублей. Семья обеспеченная.
Окончил гимназию, поступил в Киевский университет. Год проучился в Мюнхене.
После Мюнхена примкнул к группе анархистов-коммунистов. Затем разочаровался в них.
|
"Все они преследуют, главным образом, чисто разбойничьи цели.
Поэтому я оставался для видимости в партии, решил сообщать Киевскому охранному отделению о деятельности членов ее. Решимость эта была вызвана еще тем обстоятельством, что я хотел получить некоторый излишек денег.
Для чего мне нужен был этот излишек - объяснять я не желаю...
Всего работал я в охранном отделении два с половиной года".
|
|
Затем Богров снова повторил уже известное из первого допроса, что задумал убить Столыпина и как морочил Кулябко.
Из допросов выходило, что Богров стрелял из идейных соображений, что он - анти-Азеф.
Пришло ли такое сравнение следователям, неизвестно. Но они расширили круг вопросов и стали исследовать моральные качества Богрова в его взаимоотношениях с анархистами.
И выяснилось, что он не анти-Азеф, а фигура другого рода.
Анархисты подозревали в нем провокатора, обвинили его в утайке партийных денег и заставили его их вернуть.
И вот главное:
|
"16 августа ко мне на квартиру явился..."Степа"...
Приметы "Степы": высокого роста, лет 26-29, темный шатен, усы, падающие в низ, волосы слегка завиваются, довольно полный и широкоплечий.
"Степа" заявил мне, что моя провокация безусловно и окончательно установлена... мне в ближайшем будущем угрожает смерть... реабилитировать себя я могу одним способом, а именно путем совершения какого-либо террористического акта, при чем намекал мне, что наиболее желательным актом является убийство начальника охранного отделения Н.Н.Кулябко, но что во время торжеств в августе я имею богатый выбор...
Буду ли я стрелять в Столыпина, или в кого-либо другого, я не знал, но окончательно остановился на Столыпине уже в театре, ибо, с одной стороны, он был одним из немногих лиц, которых я раньше знал, отчасти же потому, что на нем было сосредоточено общее внимание публики".
|
|
Идейная сторона покушения как будто стала ясна.
Эти показания Богров давал в день казни, они были последними.
Он был повешен в ночь с 11 на 12 сентября в Лысогорском форте.
Послесловие от "ЗЛ":
Несмотря на тщательно проведенное расследование и ясность полученных показаний, так называемая "загадка Богрова"
продолжает мусолиться уже целых сто лет.
Были выдуманы десятки версий и "психологических" мотивов разной степени бредовости и политической ангажированности.
Одни "исследователи" делали упор на сотрудничество террориста с полицией, усматривая в этом полицейский заговор против правительства, другие тянули нити к социал-демократам и лично Льву Троцкому, третьи строили социально-идеологические теории...
Не избежали этого и авторы цитируемого труда. Они прямо пишут:
"Истина же мало кого интересовала. А она лежала в русле...",
прямо намекая, что уж им-то истина, безусловно, известна.
Я так не считаю и именно поэтому обрываю цитирование на этом месте.
Истории про историю
Обложка
Предыдущий номер
Следующий номер
|
|
