Столыпин Петр Аркадьевич

    Настроение киевским начальникам портило известие о появлении неизвестной террористки, которая намеревается произвести террористический акт против Столыпина.
    Но не исключена попытка и цареубийства.
    Впрочем, Петр Аркадьевич был спокоен и выходил на улицу один.

    После обеда за ним прислали из охранного отделения закрытый автомобиль и повезли в Печерск.
    Ярко светило солнце. Перед трибунами выстроились в шахматном порядке киевские гимназисты в белых рубахах, лучшая охрана царя.
    Столыпин вышел из автомобиля, стал подниматься по лестнице. Его то и дело останавливали приветствиями.
    Киевский губернатор Алексей Федорович Гирс торопил, опасаясь непредвиденного.
    Возле одной из лож Столыпин приостановился, какая-то пожилая дама кивнула на его ордена и спросила Бог знает зачем: "Петр Аркадьевич, что это за крест у вас на груди, точно могильный?"

    Гирс, знавший от Кулябко о террористке, возмутился.
    Столыпин же невозмутимо ответил: "Этот крест получен за труды Саратовского управления Красного Креста, которое я возглавлял во время японской войны."
    Он дошел до ложи, предназначенной Совету министров и царской - свите, но прошел дальше. Гире спросил: "Почему?"
    "Без разрешения министра двора я сюда войти не могу", - объяснил председатель Совета министров и спустился на площадку перед трибунами, огороженную барьерами.
    Тотчас несколько человек в штатских костюмах незаметно встали полукругом возле барьеров.
    К ним подходили знакомые, пытались завязать разговор, но Столыпин был немногословен.

    Уже давно наступило пять часов. Царь опаздывал.
    Гирс принялся повествовать о губернских делах, терпеливо пытаясь разговорить Столыпина.

    Когда речь зашла о выборах в земство, тот, наконец, оживился, стал спрашивать об избранных.
    Для него было ясно, что главное препятствие к развитию местного управления - дворянская иерархия. Говорить об этом он не мог, не зная, поймет ли его Гирс.
    Но заметил, что земство здесь нужно было ввести давно, с ограничениями для крупного польского землевладения, - собственно, для дворянского сословия.
    Вообще самоуправление и развитие местной инициативы было сейчас самым важным для Столыпина вопросом.
    И почти все - мешали. То, к чему он стремился, должно было отодвинуть старую иерархию. Потому и мешали.

    Царь с детьми приехал с опозданием на полтора часа.
    Столыпин встретил их внизу, прошел в соседнюю ложу. Начался смотр "потешных". Он завершился к восьми часам. Все было спокойно.

    К девяти намечался съезд приглашенной публики в театр.
    Театральная площадь и прилегающие улицы от холма до Крещатика охранялись полицией. У входа в театр стояли жандармские офицеры и тщательно проверяли у всех билеты.
    Еще утром проверили в театре все подвалы и чердаки. Террористу невозможно было проникнуть туда.
    Показывая билеты, проходили военные в белых кителях с нарядными дамами в белых платьях. Всюду был белый цвет.
    Несколько штатских в черных фраках только подчеркивали торжество мундиров и кителей.

    Столыпин минут за десять до приезда царя вышел в зал вместе с министром народного образования Кассо, военным министром Сухомлиновым, обер-прокурором Саблером.
    Он встал возле своего кресла в первом ряду, через одно от левого прохода, лицом к публике. К нему подошел Кассо, потом какой-то полный молодой администратор. С опозданием появился Коковцов и прошел тоже в первый ряд.

    К девяти приехал царь с дочерьми Ольгой и Татьяной. Он сел в выступе генерал-губернаторской ложи и был весь открыт.
    Рядом с ним - великие княжны, наследник болгарского престола Борис, великие князья Андрей Владимирович и Сергей Михайлович.

    Погас свет. Оркестр заиграл гимн "Боже, царя храни", который назывался народным. Все встали и трижды спели гимн.
    Потом началась опера. Постановка была прекрасная, собрали лучших певцов, но Столыпин смотрел на сцену безучастно. Несколько раз он взглядывал, на царя, и было видно, что его занимает не пение.

    Во время первого акта царь вышел. Столыпин остался на месте. К нему подходили сановники, в том числе и генерал Курлов, на которого было возложено обеспечение безопасности.
    Столыпин спросил, не найдена ли террористка, и требовал скорее завершить розыск.

    Затем начался и прошел второй акт. Оставался третий, совсем короткий. Было около одиннадцати с половиною часов.
    Царская ложа снова опустела.
    Столыпин встал, повернулся лицом к залу, оперся на барьер. К нему подошли военный министр Сухомлинов, на кителе которого гордо белел орден святого Георгия, полученный им еще в юности в турецкой войне, и граф Потоцкий. К ним подошел Коковцов. Он сейчас должен был ехать на вокзал, спешил проститься; ему надо было завершать роспись финансов на будущий год.

    Публика покидала зал.
    Из восемнадцатого ряда двинулся по направлению к первому высокий черноволосый молодой человек в черном фраке. Он шел уверенно, прикрывал афишкой оттопырившийся карман брюк.
    Дойдя до второго ряда, когда его отделяло от Столыпина метра два, он вытащил браунинг.

    Столыпин смотрел прямо на него.

    По лицу молодого человека пробежала гримаса страха и напряжения. Он дважды выстрелил.
    В зале воцарилась тишина. Столыпин наклонил голову, посмотрел на свой белый китель. Владимирский крест был пробит пулей.
    Петр Аркадьевич посмотрел на удалявшегося молодого человека и велел его задержать.
    Раздалось громкое восклицание из оркестра:
    - Государь жив!

    Послышался чей-то пронзительный вопль.
    Столыпин положил на барьер фуражку и перчатки и замедленными движениями стал расстегивать и снимать китель. У него была прострелена и кисть правой руки, брызгала кровь.
    Кто-то принял китель, и тогда он снова наклонил голову, разглядывая красное пятно, расплывающееся повыше правого кармана жилета.
    Он безнадежно махнул рукой и тяжело опустился в кресло. Потом, словно вспомнив что-то, повернулся к царской ложе. Там никого не было. Он поднял левую руку и сделал предостерегающий жест. В это время в ложе появился Николай и встал у всех на виду. Столыпин перекрестил его широким, медленным движением.
    После этого он склонился на бок, уронил голову на грудь и вытянул ноги.

    Выстрелив, молодой человек в черном фраке повернулся и быстро пошел к выходу.
    Двое офицеров схватили его, но он вырвался, кинулся дальше к дверям, но там был сбит с ног. На него набросилось человек пятьдесят в белых кителях. Его не стало видно.

    - Убить! Убить его! - неслось отовсюду.
    Из ложи бельэтажа выпрыгнул какой-то офицер.

    Толпа терзала преступника. Вбежал из фойе Спиридович, начальник царской охраны, обнажил шашку и приказал оставить молодого человека.
    Кто-то из толпы воззвал громовым голосом:
    - Гимн!

    Преступника увели.

    Столыпина подняли на руки восемь человек и осторожно понесли из зала. Он был бледен, зубы сжаты. Его уложили на маленьком малиновом диванчике недалеко от кассы. Профессора Рейн и Облонский перевязали рану.
    Из зала доносилось пение гимна. Снова спели трижды. Потом запели молитву: "Господи, спаси люди твоя". И тоже пели трижды.

    Столыпина повезли в карете "скорой помощи" в хирургическую клинику Маковского на Малой Владимирской улице.
    Он был в сознании и понимал - все кончено.

    Пятого сентября вечером Столыпин умер.

(Продолжение)

    Истории про историю