Короче говоря, у меня тогда складывалось впечатление о мире вполне благополучное: Кеннеди - вполне прогрессивны общественный деятель, Фидель, тем не менее, отгрыз у Америки немалый кусок, что подтверждает развал капиталистической системы; у нас тоже разоблачили культ личности и семимильными (семилетними) шагами идем вперед в светлое коммунистическое будущее - ничего, кроме хорошего, впереди не было.

    Правда, на юге вдруг заблажил Китай, но китайцы же "братья-навек", договоримся как-нибудь.

    Все переменилось в течение двух дней.
    Сначала в рутинной критике империализма вдруг появились стальные нотки ультиматума.
    Потом...
    Потом уже ничего не было.
    Потом сразу же Кеннеди объявил о военно-морской блокаде Кубы.

    Это уже была война.
    Притом война не с Кубой (ничего про известную теперь высадку в заливе Свиней я вообще не помню - по тем газетам), а война с нами.
    И угроза досмотра наших грузовых кораблей, следующих на Кубу - это была война с нами.
    Это все понимали.

    Был серый, тихий, октябрьский день.
    На улицах стояла (или мне казалось?) невероятная тишина. Все ходили какие-то пришибленные.
    В школе тоже было тихо. Тихо было даже на уроке истории.

    Кто-то спросил:
    - "А если начнут досматривать наши пароходы - что будет?"
    - "Ну что будет? - сказала Людмила Ефимовна, - Капитан, конечно, заявит протест..."
    - "А потом?.."

    А потом могло быть все, что угодно.

    Но потом все как-то нормализовалось: у капитанов судов хватило ума притормозить и не лезть на рожон, а у тех, кто выше - не настаивать на этом.
    И все потихоньку пришло в норму. Но два дня были очень мрачные.
    Как постоянно длящиеся похороны близкого родственника.

    Через пару недель Людмила Ефимовна сказала нам:
    - "Пожалуйста, на демонстрацию приходите все."
    - "Да ну! - заныли мы, - Скучно, неинтересно, холодно, праздник же, что хотим, то и делаем..."
    - "Нет, - своим обычным неуверенным тоном сказала Людмила Ефимовна, - звонили из райкома и сказали: надо, чтобы было как можно больше народу, чтобы показать китайским раскольникам свою солидарность..."

    Солидарность с кем - было не совсем понятно, но мы прониклись...
    Из нашего класса, по крайней мере, пришло довольно много народу.
    Правда, я не запомнил, чтобы та демонстрация в целом была значительно многолюднее многих других...

    Истории про историю