Реклама Rambler's Top100 Service     Все Кулички
 
Заневский Летописец
 
    Виртуальный орган невиртуальной жизни
      Девятый год издания 19.03.2007         N 1450   

О живописи
(рассказ бывалого человека)

    Давно это было...
    В те мифические времена, когда рубль был тверд, как скала, а про инфляцию, которая на Западе, советские люди слышали только в новогодних репортажах...
    Почему именно в новогодних? - это большая загадка.
    Но почему-то каждый раз под новый год мы слышали примерно следующее:
    "...наш корреспондент передает из Бонна-Токио-Милана-Вашингтона: не слишком радует грядущий год жителей Бонна-Токио-Милана-Вашингтона! В новом году им придется на столько-то процентов больше платить за квартиру-бензин-отопление-продукты... Инфляция съедает все результаты непрерывной классовой борьбы рабочих за улучшение своей жизни..."
    А рубль перед долларом и прочими буржуйскими валютами стоял неприступно, как багратионовские флеши в Бородино.
    Я вовсе не про экономику социализма собираюсь вам рассказать...
    Но для соблюдения масштаба (поскольку некоторые цифры в повествовании будут мелькать) скажу еще, что в то время оклад у меня был примерно 120 рублей, и еще около двадцати-двадцати пяти рублей в месяц набегало разными премиями.
    Это считалось нормальным для моего возраста, образования и должности.
    Итак, давно это было, в околомифические времена...

    Однажды вечером прибегает ко мне мой старинный приятель Сережа, весь в мыле, глаза, как тогда говорили, поперек, а в руках держит что-то довольно крупное, но плоское, и с ходу спрашивает:
    - Эта штука у тебя может месяц-другой полежать?
    - А что это?

    Он разворачивает обертку, и там оказывается некая картина, какой-то натюрморт в багровых тонах: свеча, бокал, бутылка и что-то такое еще.
    - Что это?!
    - Видишь ли, - отвечает, - познакомился я одним художником... Я тебя с ним познакомлю потом. Очень талантлив! Но ты же знаешь, как у нас зажимают таланты? У него потрясающие работы, а на выставки не берут! А раз не выставляется, то никто и не покупает. Живет в Парголово, в старом доме, дров нет, холодно... Я с ним вчера целый день разговаривал, очень интересный человек! Короче, я решил приличную картину в доме повесить, а заодно и человеку помочь... Купил вот. А Зинаида мне... Короче, можешь ее у себя подержать некоторое время?
    - Отчего же не подержать? Даже на стену повесить могу...

    На том и разошлись. Но повесить этот шедевр на стену мне жена не позволила:
    - От нее, - говорит, - настроение портится...

    Да я, собственно, и не особенно стремился этой живописью свой быт украшать, по правде говоря, картина мрачноватая была...
    Сунул ее за шкаф - пусть полежит.

    Недели через две появился Сережа, и снова речь о картине завел.
    Долго про того художника рассказывал, но познакомить больше не обещал, а в конце вроде мимоходом спросил:
    - Как ты думаешь, а сколько такая картина может стоить?
    - Не, Сережа, не куплю я ее у тебя! - сыграл я на упреждение событий, но он уверил меня, что не имел этого в виду, а хочет ее в комиссионку снести ("а то Зинаида до сих пор злится"), но боится продешевить.
    - Ты же знаешь, что у нас в комиссионках делается? Это ж мафия! Настоящей цены никогда не дадут.
    - А сколько ты за нее отдал? - спросил я.
    - Семьдесят рублей, - шепотом ответил он.
 

И понял я, что в своем негодовании Зинаида права!

    - Знаешь, Сережа, - сказал я, - про цену надо тебе у Жака спросить. Он, конечно, не художник, но в живописи разбирается. Он мне около картины Репина "Юбилейное заседание Государственного Совета" только про затылки полчаса рассказывал... Правда, там только одни затылки и нарисованы... А Феофана Грека он навскидку от подделок отличает - ты сам видел.
    - Не помню про Феофана, - сказал Сережа, - но ты прав. Я ему позвоню.

    Прошло еще некоторое время - недели три или больше.
    Звонит мне Жак (это у него прозвище было такое - иностранное; близким друзьям дозволялось звать его Жаконей) и говорит, что Сережа в командировку уехал, а его слезно просил зайти ко мне: картину посмотреть и - по возможности - оценить.
    Договорились мы с ним о времени, приходит...

    Я к этому моменту картину из-за шкафа достал, на видное светлое место поставил, заячьим хвостиком пыль обмахнул - чисто аукцион в Сотби: лот первый, картина неизвестного художника, кто больше?
    Жак пришел, одним глазом взглянул - и крякнул...
 

И понял я, что в своем негодовании Зинаида права дважды!

    - Сколько? - коротко, как и полагается матерому аукционисту, спросил я.
    - Десятка, - так же коротко ответил Жак, - если повезет - двенадцать, а скорее всего - пять...

Худ. Петров-Водкин. Селёдка
    От обсуждения достоинств и недостатков данного художественного произведения он уклонился, да я, собственно, и не настаивал.
    Жак был человек всегда сильно занятый, он почти сразу и ушел.
    Я даже не спросил его, как он сообщит эту ужасную весть Сереже.
    Впрочем, о его высоких дипломатических талантах я был хорошо осведомлен.

    Но уходя, Жак спросил меня:
    - А тебе Сережа рассказал, у кого он ее купил и за сколько?
    - Вкратце, - ответил я, - Он хотел поближе познакомиться с одним художником...
    - Нет! - заявил Жак, - Он хотел поближе познакомиться со знакомой одного художника...
 

И понял я, что в своем негодовании Зинаида права абсолютно!


    И это все о нем...
   Амстердамский синдром
   Султан Брунея


Обложка      Предыдущий номер       Следующий номер
   А Смирнов    ©1999-2024
Designed by Julia Skulskaya© 2000