Знак оказался на удивление большим - сантиметров 80 в диаметре.

    Мы тогда еще с одним товарищем сидели почти в отдельной комнате, большую часть которой занимала малая ЭВМ типа "МИР-2".
    Комната была длинная и узкая. ЭВМ стояла у двери.
    Ее процессор умещался в корпусе высотой в человеческий рост, шириной - в человеческую ширину (то есть плеч) и длиной не более двух метров.
    Черно-белый монитор (это была первая ЭВМ с электронным монитором) был привинчен к отдельной тумбочке, набитой платами управления экраном.
    АЦПУ (алфавитно-цифровое печатающее устройство), а точнее чешская электрическая пишущая машинка "Consul" была встроена в двухтумбовый стол оператора.
    Обе тумбы были заняты блоками питания. На этом же столе стоял ящичек устройства ввода с перфоленты.
    Вроде все...

    Нет!
    Еще было устройство для вывода перфолент и небольшой, но безумно тяжелый прибор считывания-записи магнитных карт. Им никогда не пользовались, потому что карты практически всегда записывались (или считывались) с ошибкой.

    Никакого ассемблера и прочих кодов машина не понимала.
    Для нее был создан специальный язык программирования "Аналитик" и намертво встроен транслятор для этого языка.
    Язык был прост: что-то вроде "Алгола", переведенного на кириллицу, но к нему было добавлено довольно большое количество математических функций для инженерных расчетов.
    "МИР" так и расшифровывался - "машина для инженерных расчетов".
    Особой гордостью разработчиков была возможность взятия интегралов.
    Зачем и кому это было нужно, я не знаю. К тому времени уже достаточно были разработаны дискретные методы вычислений, и даже корреляционную функцию, в которую по определению входит интеграл, мы считали дискретным образом.

    Вторым достоинством "МИРа" было наличие "двух кубов" оперативной памяти, что составляло (не падайте!) ровно два килобайта.
    Нынешний избалованный юзер и цифр таких не знает, а еще более избалованный программист категорически откажется с такой памятью работать.
    А мы умудрялись на этой памяти обрабатывать пару квадратных матриц 20х20 элементов.
    Этого было маловато, но путем некоторых математических допущений и ухищрений, мы в двадцатиэлементную матрицу запихивали (по-другому не скажешь!) до пятидесяти объектов!

    В общем, хорошая была машинка, я вспоминаю ее с благодарностью.
    Только очень капризная.
    Поэтому в кафедральном народе она получила собственное имя "Клавка-стерва" или (когда не капризничала) просто Клава.

    Эта "малая ЭВМ" занимала две трети комнаты, а на оставшихся шести метрах у окна стояли два стола, за которыми мы сидели, отгородившись от новейшей техники двумя шкафами.

    На одном из шкафов я свой знак и повесил.
    Все входившие в комнату обалдевали сразу и долго не могли вспомнить, зачем пришли.

    Знак провисел у нас года два, а потом я передарил его другу, которому подоспело свое тридцатилетие.

    С перевозкой была целая эпопея.
    Везли мы его через весь город, в переполненном автобусе, с пересадкой, упаковав в десяток газет.
    Знак всем мешал, газеты с этого круга сползали, рвались, скоро стало видно, что это такое, и мы даже стали опасаться, что нас сдадут в милицию "за хищение социалистической собственности, совершенное с особой циничностью".
    Но обошлось.

    Приятель очень обрадовался подарку.
    Он сказал, что повесит его при въезде на свой садовый участок.
    Возможно, что он и сейчас там висит.

       Послесловие.
    Традиция персонального владения дорожными знаками продолжается и сейчас.
    Знак, который вы видите на фото, очевидно, ждет своего часа.
    Будьте бдительны!

    Другие Рассказы бывалого человека