Процитируем часть письма от 3 июня 1723 года, касающуюся истории самого ботика:
     "80 лет тому на зад дед его царского величества выписал из Англии через Архангельск в Москву маленькое судно, или, лучше сказать, модель военного судна размерами очень маленькой шлюпки, которую он назвал "Святой Николай", довольно грубой постройки, согласно обычаям того времени. Можно предполагать, что намерение царя Михаила Федоровича заключалось в том, чтобы выстроить несколько судов по этой модели.
     Но исполнение этого было предназначено ныне царствующему монарху, который в своей юности, прослышав о судне "Святой Николай", сохранившемся в арсенале, пожелал его видеть. Найдя его почти вовсе объеденным червями, он велел обить его снаружи медью. Как только он получил свободу действовать по своей воле, он велел выстроить большое судно на Переславском озере".

     Здесь прежде всего бросается в глаза фраза о том, что Петр I "прослышал о судне", да еще "сохранившемся в арсенале".
     Это противоречит известному факту случайности находки Петром I ботика в Измайлово, которое не было арсеналом. Кроме того, в письме речь идет о Михаиле Федоровиче, среди вещей которого и нашелся ботик.
     Правда, дальше в своем письме Кампредон информирует короля Франции о своей беседе с царем, который показал послу "лично особенности конструкции этого судна которые (Кампредон - В. М.) имел честь изложить".
     К сожалению, далее в письме Кампредона никаких подробностей нет.

     В то же время в письмах за 1722 год, опубликованных в том же сборнике, нет ни слова о показе ботика в Москве, где находился в этот период сам Кампредон.
     Таким образом, письмо Кампредона может служить только в качестве иллюстрации торжественного шествия в 1723 году ботика из Шлиссельбурга в Петербург, но не объяснения или подтверждения версии английского происхождения ботика.

Открытие Политехнической выставки в Москве в 1872 г.

     С другой стороны, по мнению А. Л. Ларионова, Измайловский ботик не мог быть сделан в России, так как бот, изготовленный в Дединове, "следовал вместе с "Орлом" в Астрахань, где его, вероятно, постигла участь "Орла".
     Имеется в виду сожжение кораблей Разиным.
     Действительно, "корабль, яхта, две шняки и бот" после постройки в 1667 - 1668 годах в с. Дединове позднее были направлены в Астрахань, что подтверждают архивные материалы, собранные Археологической комиссией. В этих же документах есть и подтверждение участия в строительстве судов "товарища корабельного пушкаря Бранда", которому за работы было выдано "11 рублев".
     Однако, как пишет Ю. Тушин в Военно-историческом журнале, "ни в каких русских источниках, ни в сообщениях иностранцев - участников событий в Астрахани нет упоминания о сожжении "Орла".
     Более того, автор приводит документальные подтверждения тому, что "Орел" и другие суда дединовской постройки простояли в течение многих лет в волжской протоке Кутуме, недалеко от Астрахани.
     Действительно, в дополнениях к Актам историческим, собранным и изданным Археологической комиссией в 1862 году, можно прочесть:
     "В прошлых годах... прислан с верху в Астрахань корабль да полукорабелье и стоят в Кутумове реке; а в котором году и с кем имяны (они) в Астрахань присланы... того в приказной палате не сыскано, потому что в смутное время от воровских казаков приказные палаты писма все изодраны".
     В соответствии с указом царя Федора Алексеевича был осуществлен осмотр остатков флотилии, который показал: "Корабль ветхий, дно и бока сгнило, в хот не годица..."
     Затем остатки были разбиты на "всякого делового со двора расходы".

     ("Памятники отечества",
Альманах Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, 2, 1989 год)

(Окончание)