Реклама Rambler's Top100 Service     Все Кулички
 
Заневский Летописец
 
    Виртуальный орган невиртуальной жизни
06.12.2002         N 888  

Ретроальтернативистика в философии истории
Иллюстративный пример: 1812 год

(И.В. Бестужев-Лада)

Критика сценария 2

     Разделение главных сил русской армии на две группировки в преддверии явно неизбежной войны было глупостью, граничащей с преступлением, так как заранее обрекало их на разгром по одиночке.
     Однако ирония судьбы состояла в том, что именно эта глупость спасла русскую армию от разгрома. Если бы обе группировки соединились до начала войны, им было бы психологически труднее уклоняться от генерального сражения в первые дни войны, а тройное численное превосходство врага, безусловно, решило бы исход сражения в его пользу.
     Вот почему решение Барклая отступать было вполне оправданным, а горячие требования Багратиона дать сражение являлись лишь стремлением поддержать свою репутацию безоглядного храбреца (впрочем, вполне искренним).
     Кстати, во французской армии точно такую же роль играл Мюрат. Но того сдерживал Наполеон, а для Багратиона Барклай не был авторитетом.
     Потребовался Кутузов, чтобы армию не вынудили на самоубийственный для нее шаг.

     Но и Кутузов, пусть с тяжелым сердцем, вынужден был дать ненужное стратегически, но неизбежное психологически (ради сохранения морального духа армии) сражение под Москвой. И вынужден не противником, а дворянским общественным мнением - другого тогда в России не было.
     Называя вещи своими именами, его вынудили к заведомо невыгодному для русских сражению задававшие тон придворные негодяи, сами жизнью не рисковавшие.

     Чтобы отдать противнику Москву без боя, требовался авторитет царя, да еще поддержанный церковью. Но царь на такой шаг не решился.
     Давая вынужденное сражение, Кутузов вполне оправданно не рассчитывал, да и не мог при сложившемся соотношении сил рассчитывать на победу. Он занял чисто оборонительную позицию с чисто демонстративными целями. Ему повезло, что Наполеон пошел на лобовой удар. Охват и тем более обход слабого левого фланга русских неизбежно повлекли бы их беспорядочное отступление, т.е. разгром.

     Однако Наполеон, видимо, опасался, что русские в случае охвата - обхода их позиций продолжат отступление. А ему важно было "перемолоть" возможно больше русских солдат - жизнь французских и тем более их союзников он и в грош не ставил.
     Чем меньше солдат осталось бы у русских после генерального сражения - тем сговорчивее оказался бы царь на последующих мирных переговорах, что составляло конечную цель Наполеона.
     Так что, как видим, даже кажущаяся порой очевидной полководческая бездарность может иметь определенные политические корни.

     Впрочем, и Наполеону повезло, что Кутузов не предпринял более активных действий на коммуникациях противника Вильна - Москва.
     И снова ирония судьбы: в этом случае французам пришлось бы из-за нехватки боеприпасов, продовольствия и фуража (особенно после московского пожара) спасаться бегством из Москвы на несколько недель раньше. Ирония судьбы состоит в том, что именно в этом случае их спаслось бы гораздо больше и в гораздо более боеспособном состоянии.
     Таким образом, явные просчеты дают порой более выгодные результаты, чем самые продуманные расчеты.

     Общая оценка.
     К несчастью для России, действия русской армии определялись не стратегическими и тем более не оперативно-тактическими, а сначала абстрактно-доктринерскими, затем сугубо политическими (точнее, придворно-политиканскими) соображениями.
     Поэтому оказались неизбежными огромные совершенно излишние издержки как при отступлении (включая Бородинское сражение), так и при неудачной попытке принудить к капитуляции спасавшегося бегством противника.
     Военно-политический гений Кутузова, ставящий его в 1812 г. вровень с Наполеоном, заключался в том, что он по мере сил старался минимизировать идиотизм положения. Но это ему не всегда удавалось.

     Абсурдность советской версии истории Отечественной войны 1812 г. заключалась в том, что советские историки, под страхом жесточайших гонений - до беспощадной травли включительно — вынуждались изображать войну (не только эту) как сплошную цепь блестящих побед русского оружия. И автор сих строк не являлся в данном случае исключением, мог лишь "уйти" в другие области истории.
     Основным методом тенденциозного приукрашивания событий было "превращение" сражений с неясным исходом и даже явных поражений в победы, причем потери противника исчислялись по максимуму возможного, вплоть до грани фантастики, а потери русских столь же беззаветно преуменьшались.
     Так, например, при Бородине советскими историками было выведено из строя (на бумаге, разумеется) едва ли не вдвое больше французов, чем русских.
     Хотя общеизвестно, что потери были примерно равными и составляли до трети сражавшихся с каждой стороны (напомним, французов было почти вдвое больше, чем русских, не считая ратников, не умевших обращаться с ружьем и привлеченных только для сооружения укреплений): французы тысячами погибали в лобовых атаках колоннами под картечью русских батарей, а русские - такими же тысячами в плотных построениях (иначе тогда невозможно было удержать людей в строю) под рвущимися бомбами французских батарей, как это красочно описано в "Войне и мире" Л. Толстого.
     Если же поверить в то, что французов при этом погибло вдвое больше, то получается, что русская армия отступила и сдала Москву слабейшему противнику, имея численное превосходство в силах.
     Таким образом, исторические сочинения под девизом "патриотизм дороже истины" приводят к конечным результатам, прямо противоположным ожидавшимся.

     (Замечу в скобках, что в советское время нельзя было не включить в любую статью соответствующую цитату из классиков марксизма.
     Это настолько въелось в душу философов и историков, что теперь, когда хорошим тоном считается ругать социализм, они кинулись в другую крайность и для его "дискредитации" готовы на откровенные глупости.

     Повторю г-на Бестужева-Ладу:
     "...при Бородине советскими историками было выведено из строя едва ли не вдвое больше французов, чем русских.
     Хотя общеизвестно, что потери были примерно равными и составляли до трети сражавшихся с каждой стороны (напомним, французов было почти вдвое больше, чем русских)..."

     Если потери были "примерно равными", то они не могли составлять "до трети сражавшихся с каждой стороны".
     Они могли составлять до трети с русской стороны и до одной шестой - с французской, поскольку французов было вдвое больше.

     Если же каждая армия потеряла до трети своего состава, то французов было выведено из строя действительно почти вдвое больше. По правилу пропорций, которое изучают на уроке арифметики в четвертом классе.
     (Что вполне сообразуется и с мировым военным опытом - по современной статистике наступающая сторона теряет втрое больше людей, чем обороняющаяся.)
     Но большие, чем у русских, потери не означают, что французов осталось меньше, как ошибочно считает историк, потому что две трети от двух больше, чем две трети от одного.

     Так что, господа, читайте арифметические выкладки историков с осторожностью - они вам насчитают все, что угодно текущему политическому моменту.)

     Мы привели выше две обобщенные версии, основанные на одних и тех же исторических фактах, но существенно различающиеся по содержанию.
     Если же взять "крайние" точки зрения особенно ретивых фальсификаторов истории, то получатся прямо противоположные сценарии.
     Это показывает, что даже в рамках исторической науки удельный вес виртуальных умопостроений может быть очень большим.
     Это дает основания для заключения, что в данном случае предлагается лишь качественно иной уровень виртуальности - только и всего.
     Разница в том, что в одном случае рамки виртуальности ограничиваются точно установленными историческими событиями, а в другом могут игнорировать подобного рода ограничения.
     Так, при любом уровне полета своей фантазии историк - если он выступает как историк - не может игнорировать такие фундаментальные факты, как Бородинская битва, сдача и пожар Москвы, гибель "Великой армии" Наполеона и т.д. В отличие от него, философ истории, если это диктуется задачами его исследования, может допустить наличие или отсутствие чисто виртуальных фактов, лишь бы это не выходило за рамки реально возможного.
     Так, недопустимо использование в 1812 г. пулеметов, танков, самолетов, но вполне можно представить себе варианты этой войны без Бородина и оставления Москвы, даже вообще без вторжения в собственно Россию, но с результатами, на которые рассчитывал Наполеон, развязывая войну.
     Повторяем, все дело здесь в степени реальности вариантов и в том, насколько помогают они дать более глубокую оценку происшедших событий.

     С этих позиций мы и переходим от историографических к виртуальным сценариям войны 1812 года.
("Вопросы философии", 1997, N 8, с. 112-122)

    (Продолжение: Победа Наполеона.)

     Оглавление.
Общие положения
Иллюстративный пример: 1812 год - Сценарии развития
Иллюстративный пример: 1812 год - Критика сценария 2
Альтернативно-виртуальный сценарий 1. (Победа Наполеона.)
Альтернативно-виртуальный сценарий 2. (Более эффективная победа России.)
Иллюстративный пример: 1941 год
Послесловие "ЗЛ"

     По теме:
1812


Обложка      Предыдущий номер       Следующий номер
   А Смирнов    ©1999-2002
Designed by Julia Skulskaya© 2000