Александр Александрович Блок
| | Александр Блок |
Блока, как и других поэтов и писателей, вошедших в обязательный минимум школьной программы, народное образование практически превратило в автора одного стихотворения (поэмы), растащив остальное на отдельные цитаты.
Об этом я и постараюсь поговорить, хотя заранее признаюсь, что не являюсь ни знатоком поэзии Блока, ни знатоком поэзии вообще.
Родословная будущего поэта впечатляет.
Все его ближайшие предки были либо учеными, либо литераторами: отец - профессором-юристом и философом, дед - профессором-ботаником, бабка, мать, две тетки, двоюродная бабка - писательницами и переводчицами.
И женился он (по любви) на дочери великого ученого Дмитрия Ивановича Менделеева.
Если к тому же учесть почти трепетное отношение родственников к ребенку, которые старательно оберегали его от грубой прозы жизни, а также его довольно замкнутый характер и собственные литературные склонности, то нужно обладать недюжинным воображением, чтобы увидеть в его знаменитой поэме "Двенадцать" панегирик революционным преобразованиям.
Нет, прав, наверное, был писатель Владимир Николаевич Орлов, десятилетия исследовавший творчество поэта, когда говорил, что "Двенадцать" - это никакой не "взлет", а начало гибели Александра Блока.
Хотя, на мой взгляд, эта точка зрения не совсем верна.
Стихи есть отражение поэта, а не наоборот. А поэт суть отражение жизни.
Какова жизнь, таков и поэт, таковы и стихи.
Как можно связать "Стихи о прекрасной даме" с поэмой "Двенадцать"?
Никак нельзя.
Это - разные жизни.
"Стихи о прекрасной даме" дышат "духами и туманами", а первые же строфы поэмы пахнут портянками...
Революции нужен громогласный агитатор, "ассенизатор и водовоз", а не рафинированный интеллигент в неизвестно каком поколении со своими вечными - "О, я хочу безумно жить...", "Мы встречались с тобой на закате...", "Девушка пела в церковном хоре...", "Прошли года, но ты - все та же..."
Правда, десять лет спустя крутые горки революции укатают даже и "горлопана-главаря", но это будет много позже и об этом еще никто не знает.
Между тем революция в России была предрешена еще двадцать лет назад, и почувствовали это в первую очередь, как ни странно, поэты - в том числе и Блок.
Россия начала двадцатого века интеллектуально зашла в тупик.
Она - в лице своей интеллигенции - чувствовала этот тупик, но не могла его осознать и сформулировать.
Декадентство, а вслед за ним - символизм есть прямой отклик наиболее чувствующих натур на унылую бессмысленность жизни, которую так замечательно отражал Чехов в своих на первый взгляд юмористических произведениях.
Патриархальная, романтическая (а точнее - романтизируемая) Россия "Вишневого сада" умирала.
Происходило ли это в соответствии с учением Карла Маркса, потому что производственные (помещичьи) отношения вступили в антагонистические противоречия с производительными силами, или по еще каким-то пока невыясненным причинам - неизвестно.
Важно то, что изменения в жизни происходили быстро, неотвратимо и безвозвратно.
Революция зрела как нарыв - и перезрела.
Вскрытие нарыва февральскими буржуазно-демократическими преобразованиями не дало радикальных результатов, нарыв прорвался самостоятельно.
Интеллигенция захлебнулась гноящимися выделениями.
Это не ее вина, это ее судьба, ее крест и ее Голгофа.
И поэтому нужно рассматривать "Двенадцать" не как "начало гибели" одного Блока, а как окончательную смерть всех поэтических течений предыдущего двадцатилетия.
Они (поэтические течения) не умерли сразу. Еще довольно долго они бултыхались в океане новой жизни - "Леф", формалисты, имажинисты и прочая и прочая - и боролись за свое место под новым социалистическим солнцем, воюя друг с другом и отрицая неотрицаемое.
И едва ли не первой жертвой этих будущих литературных войн был Блок.
Откроем поэму и прочитаем ее непредвзято. Не так, как велят школьные методические разработки.
| 
