Дуэль начиналась с вызова.

Дуэль - жертвоприношение ради чести.

     Ему, как правило, предшествовало столкновение, в результате которого какая-либо сторона считала себя оскорбленной и в качестве таковой требовала удовлетворения (сатисфакции).
     С этого момента противники уже не должны были вступать ни в какие общения - это брали на себя их представители - секунданты. Выбрав себе секунданта, оскорбленный обсуждал с ним тяжесть нанесенной ему обиды, от чего зависел и характер будущей дуэли - от формального обмена выстрелами или гибели одного или обоих участников. После этого секундант направлял противнику письменный вызов (картель).

     Роль секундантов сводилась к следующему: как посредники между противниками, они, прежде всего, обязаны были приложить максимальные усилия к примирению. На обязанности секундантов лежало изыскать все возможности, не нанося ущерба интересам чести и особенно следя за соблюдением прав своего доверителя, для мирного решения конфликта.
     Даже на поле боя секунданты обязаны предпринять последнюю попытку к примирению. Кроме того, секунданты вырабатывают условия дуэли.

     Если примирение оказывалось невозможным, как это было, например, в дуэли Пушкина с Дантесом, секунданты составляли письменные условия и тщательно следили за строгим исполнением всей процедуры.

     Условия дуэли Пушкина и Дантеса были максимально жестокими (дуэль была рассчитана на смертельный исход), но и условия поединка Онегина и Ленского, к нашему удивлению, были также очень жестокими, хотя причин для смертельной вражды здесь явно не было.
     Поскольку Зарецкий развел друзей на 32 шага, а барьеры, видимо, находились на "благородном расстоянии", т. е. на дистанции в 10 шагов, то каждый мог сделать 11 шагов. Однако не исключено, что Зарецкий определил дистанцию между барьерами менее чем в 10 шагов.
     Требования, чтобы после первого выстрела противники не двигались, видимо, не стояло, что подталкивало их к наиболее опасной тактике: не стреляя на ходу, быстро выйти барьеру и на предельно близкой дистанции целиться неподвижного противника. Именно таковы были случаи, когда жертвами становились оба дуэлянта.
     Требование, чтобы противники остановились на месте, на которого их застал первый выстрел, было минимально возможным смягчением условий.

     Зарецкий был единственным распорядителем дуэли и тем более заметно, что, "в дуэлях классик и педант", он вел дело с большими упущениями; вернее, сознательно игнорируя все, что могло устранить кровавый исход.
     Еще при первом посещении Онегина, при передаче картеля, он обязан был обсудить возможности примирения.
     Перед началом поединка попытка покончить дело миром также входила в прямые его обязанности, тем более что кровной обиды нанесено не было и всем, кроме 18-летнего Ленского было ясно, что дело заключается в недоразумении.
     Вместо этого он "встал без объяснений, имея дома много дел".

     Зарецкий мог остановить дуэль и в другой момент: появление Онегина со слугой вместо секунданта было ему прямым оскорблением (секунданты, как и противники, должны быть социально равными); Гильо - француз и свободно нанятый лакей - формально не мог быть отведен, хотя появление его в этой роли, как и мотивировка, что он, по крайней мере "малый честный", являлись недвусмысленной обидой для 3арецкого, а одновременно и грубым нарушением правил, так как секунданты должны были встретиться накануне без противников и составить правила поединка.

     Наконец, Зарецкий имел все основания не допустить кровавого исхода, объявив Онегина неявившимся.
     "Заставлять ждать себя на месте поединка крайне невежливо. Явившийся вовремя обязан ждать своего противника четверть часа. По прошествии этого срока явившийся первым имеет право покинуть место поединка, и его секунданты должны составить протокол, свидетельствующие о неприбытии противника."
     Онегин опоздал более чем на час.

     Таким образом, Зарецкий вел себя не только не как сторонник строгих правил искусства дуэли, а как лицо, заинтересованное в максимально скандальном и шумном - что применительно к дуэли означало кровавом - исходе.

     Онегин и Зарецкий - оба нарушают правила дуэли.
     Первый, чтобы продемонстрировать свое раздраженное презрение к истории, в которую он попал против собственной воли и в серьезность которой все еще не верит, а Зарецкий потому, что видит в дуэли забавную историю, предмет сплетен и розыгрышей...
     Поведение Онегина на дуэли неопровержимо свидетельствует, что автор хотел его сделать убийцей поневоле.
     И для Пушкина, и для читателей романа, знакомых с дуэлью не понаслышке, было очевидно, что тот, кто желает безусловной смерти противника, не стреляет с ходу, с дальней дистанции и под отвлекающим внимание дулом чужого пистолета, а, идя на риск, дает по себе выстрелить, требует противника к барьеру и с короткой дистанции расстреливает его как неподвижную мишень.

     Возникает, однако, вопрос: почему все-таки Онегин стрелял в Ленского, а не мимо?
     Во-первых, демонстративный выстрел в сторону являлся новым оскорблением, не мог способствовать примирению.
     Во-вторых, в случае безрезультатного обмена выстрелами дуэль начиналась сначала и жизнь противнику можно было сохранить только ценой собственной смерти или раны, а бреттерские легенды, формировавшие общественное мнение, поэтизировали убийцу, а не убитого.

     Надо учитывать также еще одно существенное обстоятельство.
     Дуэль с ее строгим ритуалом, представляющая целостное театрализованное действо - жертвоприношение ради чести, обладает строгим сценарием.
     Как всякий жесткий ритуал, она лишает участников индивидуальной воли. Остановить или изменить что-либо в дуэли отдельный участник не властен.

     Для читателя, не утратившего еще живой связи с дуэльной традицией и способного понять смысловые оттенки нарисованной Пушкиным картины, было очевидно, что Онегин "любил его (Ленского) и, целясь в него, не хотел ранить."