Реклама Rambler's Top100 Service     Все Кулички
 
Заневский Летописец
 
    Виртуальный орган невиртуальной жизни
04.07.2001         N 580   

Петр Четвертый
(Любовь Сафронова)


     С февраля 1857 года по июнь 1860 года обер-полицмейстером Петербурга был граф Петр Андреевич Шувалов, впоследствии шеф жандармов, герой эпиграммы Ф.Тютчева:
Над Россией распростертой
Встал внезапною грозой
Петр, по прозвищу четвертый,
Аракчеев же - второй.
Шувалов
  Граф Петр Андреевич Шувалов
  
     Под руководством П.А. Шувалова в полиции служил внук историка Н.М. Карамзина, который дал такую характеристику своёму шефу:
     "...Это был один из обаятельнейших людей того времени. Наружность его сразу подкупала: среднего роста. Сильно сложенный, необыкновенное изящество во всей его личности, красивое, умное и дышавшее энергиею лицо, с прямыми рельефными чертами, полный жизни взгляд, симпатичный голос, обаятельная манера говорить,- весь этот ансамбль составлял личность графа Шувалова.
     Затем, у него был тонкий, наблюдательный и внимательный ум, он имел редкую у нас способность слушать... Про него ... все говорили: "Вот человек, который далеко пойдет", - и никто из пророков не ошибся".

     Потомок Карамзина дал характеристику и полиции "шуваловского периода". Он писал:
     "Тогда был золотой век полиции. Никто не говорил о политических преступниках, вода в Неве была чистая, претензии обывателей были скромные, извозчичьи балалайки еще двигались по патриархальным мостовым, и кости, и мускулы, и нервы тогдашнего жителя, как будто были гораздо тверже и здоровее, чем после. Самыми страшными людьми в то время для полиции могли представляться бежавшие из Сибири..."

     (Не могу удержаться, чтобы не обратить вашего внимания на полную - милицейским языком говоря - аутеничность текстов полуторавековой давности с современными стенаниями по поводу утраченного "золотого" прошлого. - "ЗЛ")

     Однажды полицейские получили задание в одном из домов на Песках задержать беглого каторжника. Как это происходило, описано ярко:
     "...В назначенный час я приезжаю, застаю отряд городовых, расставленных цепью около небольшого деревянного домика, полицмейстера, частного пристава, жандармского офицера; все это ходит на цыпочках и говорит шепотом...
     И вот, когда все собрались, приступают храбро к дому; звонят, не отворяют; стучат, тоже не отворяют...
     Решают, что надо ломать дверь; слесарь и столяр налицо. Но ломать не приходится... Дверь отворяется изнутри... Перед нами в халате и ночном неглиже стояло страшное лицо большого роста... и что-то держит в руке, спрятав под халатом.
     Ну, каторжник, да и только!
     - Что у вас в руке?
     - А вам какое дело? - отвечает страшный неизвестный.
     - Отдайте!
     Мы все ждем: вот сейчас увидим пистолет. Пристав храбро протягивает руку.
     - Извольте, - спокойно отвечает страшный незнакомец.
     И, о, ужас! Оказывается кожаный портсигар. Физиономия храброго пристава моментально представилась нам глупою.
     - Кто вы?
     - Не ваше дело...
     Пристав начинает сердиться.
     - Как вы смеете так отвечать полиции?
     - А вы как смеете врываться ночью в частный дом, где живут честные люди? Здесь живет женщина, вы можете до смерти ее напугать - она беременна...
     - Мы исполняем предписание нашего начальства, - ответил пристав.

     Приступают к обыску. Ищут бумаги. Нападают на кухарские счета, записочки на женское имя...
     - Все больше любовные, - меланхолично замечает пристав...
     Я скромно заявляю, ... что тут недоразумение, ясно, что это не бежавший из Сибири каторжник.
     - А лицо у него какое! - с убежденным ужасом отвечает мне пристав.
     - Лицо разбуженного человека, нечесаного и немытого, и больше ничего...

     В конце концов, собрали бумажки, сложили, велели под конвоем незнакомцу одеться и повезли в закрытой карете в секретный номер в доме обер-полицмейстера.

     В то же утро я поехал к графу Шувалову высказать ему сомнения... Он рассмеялся и сказал мне, что показания полицмейстера и пристава совсем иного характера, несравненно более драматического.
     - И если это не бежавший каторжник, - заключил граф по-французски, - во всяком случае, это подозрительная личность.

     Через три дня я был снова у графа.
     И что же оказалось?
     - Вы были правы в ваших сомнениях, - сказал мне граф, - Вчера явился ко мне какой-то почтенный на вид старик и заявляет мне, что у него сбежал уже девятый день племянник, военный инженер такой-то, что он чудак и уже в третий раз сбегает с квартиры и поселяется у своих любовниц.
     Мне пришла мысль, - продолжал граф, - показать ему нашего таинственного арестанта; его приводят, - и старик как увидел, воскликнул: "Миша" и прямо в его объятия. Оказалось, что этот каторжник был действительно военный инженер."

     В архиве на Английской набережной хранится "Формулярный список о службе... графа Шувалова".
     Там указано: "Родился 15 июля 1827 года. Из дворян Санкт-Петербургской губернии. Православный. Образование получил в Пажеском Его Величества корпусе".
     Отец Петра Андреевича, Андрей Петрович Шувалов, долгие годы служил при дворе в должности обер-гофмаршала. Мать, Фекла Игнатьевна, красавица-вдова князя Платона Зубова, последнего фаворита Екатерины 11, жаждала блистать при дворе.
     Родительская наследственность во многом определила набор личных качеств сына.

     Один высокопоставленный чиновник отмечал: "Надо признаться, что мы быстро идем вперед; прогресс у нас сильно развивается; администрация делается совершенно элегантной. Вчера, например, на придворном бале, в числе самых ловких танцоров можно было любоваться начальником тайной полиции Тимашевым и обер-полицмейстером Шуваловым.
     Я радовался, видя, что полиция сделалась элегантной".

     Но не стоит думать, что с младых лет карьера Шувалову была обеспечена.
     Родители старались помочь сыну, они мечтали видеть его флигель-адьютантом, а он был "на крючке" у Николая I, так как кружился вокруг его дочери великой княгини Марии Николаевны. Однажды прямо с бала она сбежала с другим поклонником, да еще без сапожек, потому что Петр Андреевич заранее спрятал их в кармане своей шинели.
     Свое негодование высказал герцог Лихтенбергский, чуть до дуэли не дошло.

     (В свою очередь хочу присоединиться к воспоминаниям Карамзина-внука о благостном старом времени.
     Какие прелестные ножки были у тогдашних девушек, если сапожки можно было спрятать в карман шинели!
     А нынче? - горестно спрашиваю я вас.)

(Продолжение)


Обложка      Предыдущий номер       Следующий номер
   А Смирнов    ©1999-2001
Designed by Julia Skulskaya © 2000