Темы были многообразны и удивительны, что подвигло меня на некоторые воспоминания и размышления, но об этом как-нибудь потом, позже. Сначала поговорим об одной из них.

     В Петербурге, в частности, была такая тема:
     "Первый сон Родиона Раскольникова и его значение в романе Достоевского "Преступление и наказание".

     Уже несколько ошарашенный общим разнообразием предложенных тем, я первым делом с ужасом подумал, что вообще не помню: а видел ли Раскольников сны?
     Судя по названию темы - видел, и не один, но какие и о чем? Что, как говорится, с памятью моей стало?
     Лихорадочно пролистав роман, я обнаружил искомый сон, и успокоился. И мысли мои потекли по привычному ворчливо-аналичному руслу.

     Да... - подумал я, - времена меняются! Мы писали сочинения по снам Веры Павловны, ибо главным выразителем прогрессивных чаяний русского народа девятнадцатого века был Чернышевский, а Достоевского мы и вообще не знали, поскольку его богоискательские поиски совести не вписывались в русло партийно-политического воспитания.
     Хотя, казалось бы, почему?

     Чернышевский писал свой роман в Петропавловской крепости, а потом был сослан в Вилюй на вечное поселение - яркий пример победы реакционной власти над прогрессивным борцом с ней, а Достоевский...
     Достоевский тоже был наказан за борьбу с властями, притом еще и посильнее: приговорен к смерти, но высочайше помилован, и отбывал каторгу в тех же краях...
     Если смотреть из Петербурга, разумеется.

     С идеологической точки зрения - разница не очень большая.
     А с литературной точки зрения - тоже разница не слишком большая: оба писали утопии об "идеальном человеке", утопии многословные и скорее декларативные, чем литературно-исследовательские.

     И оба (как теперь выясняется) использовали сны своих героев для уточнения и выявления сути своего творческого замысла.

     А ведь какая разница в оценке потомков!

     Произведениям и жизнеописанию одного учили поголовно всех полвека назад, замалчивая второго, а теперь учат (опять-таки поголовно всех) произведениям второго, забыв про первого.
     И только небольшая часть поголовно обучаемых, волею случая попавшая в небольшой промежуток времени, когда одного еще не забыли, а второго вспомнили, будет помнить о них обоих.

     Надо сказать, что роман Чернышевского, который приходилось читать (и изучать!) еще в школе, я помню не слишком хорошо. (Роман Достоевского, который я читал значительно позже и не по принуждению - тоже.)
     Но помню, что какая-то Вера Павловна имела привычку видеть сны, и видела их ровно три, притом в последнем сне видела будущее. Это очень любопытно, надо будет освежить в памяти этот роман, но пока отмечу, что в своем вещем сне она видела здания из стекла и алюминия.
     Это, если подумать, весьма удивительно, потому что Чернышевский - не архитектор и не металлург - действительно предсказал советский стиль архитектуры "из стекла и бетона"!
     Из бетона! - скажете вы, указывая мне на неточность, и будете неправы. Потому что стекло устанавливалось с алюминиевые рамы, и вообще при отделке зданий этого стиля алюминий был главным материалом.

     Но вернемся все-таки к Родиону Раскольникову с его снами.
     Или, вернее, сном, потому что найти второй сон и все последующие у меня не хватило терпения.
     Сон, собственно, как сон: бредовая реминисценция на тему: "Как я убил старушку".
     Я бы предположил, что поскольку старушку он убил наяву, а не во сне, то этот сон символизирует у Достоевского просыпающуюся совесть.
     Очень жаль, что она спала у него раньше.

     Какое значение играет этот сон для развития романа - не берусь вам сказать, надо почитать выпускные сочинения школьников.

     Много лет назад, прочитав где-то реальный адрес "дома Раскольникова", я отправился посмотреть на него. Дом стоял без окон и без крыши - шел капитальный ремонт.
     Пройдя исторический путь в семьсот тридцать шагов от жилья несчастного Родиона до дома процентщицы, я надолго забыл о них обоих.

     Второй раз я попал в непосредственную близость к этому дому уже в начале перестройки. Вспомнив о Раскольникове, я специально сделал крюк, чтобы взглянуть на дом снова: он ничем не выделялся из окружения.

     Третий раз мой путь пролегал мимо знакомого здания еще лет через десять. Что-то неуловимо изменилось в его облике, и это эфемерное "что-то" заставило меня отклониться от своего маршрута и заглянуть во двор.
     Двор был вымощен модными дорожными кирпичиками (в то время ими мостили тротуары на Литейном), клумба в середине была огорожена узорной решеткой, и весь двор выглядел чрезвычайно ухоженным.

     Я понял, что место становиться "культовым".

(Продолжение)