Отличительной их особенностью от "коммуналок" двадцатого века было наличие в квартире двух входов: парадного и черного. На парадную лестницу вход был всегда с улицы, а вход в квартиру с парадной лестницы, как правило, вел не сразу в коридор, а в небольшую прихожую, отделенную от него дополнительной дверью.

     Назвать прихожую "небольшой" часто было можно с существенной натяжкой.
     Сто лет спустя после описываемых Достоевским событий в прихожей одной из квартир второго этажа по Большому проспекту Петроградской стороны долгое время размещалось частное ателье "Срочное фото". В прихожей стоял громоздкий фотоаппарат на треноге, стул для клиента и вешалка для его пальто. Вот и судите о величине "небольшой" прихожей.
     Хозяин-фотограф выходил из квартиры в прихожую на звонок, делал снимок, и назначал время выдачи фотографий. После чего выпроваживал клиента и удалялся в противоположную дверь.
     Правда, по внешнему убранству тот дом (со "Срочным фото") скорее походил на дом Епанчина, а не на дом Иволгина.

     Но принципиально планировка квартир была схожей.
     Довольно длинный и, как правило, очень узкий коридор дальним своим концом упирался в кухню, откуда еще одна дверь вела на черную лестницу. Черная лестница всегда была значительно уже и круче парадной и выходила обязательно во двор.

     Комнаты были весьма разнообразны по площади, достигая 30-40 квадратных метров, и часто имели, кроме выхода в коридор, двери из одной в другую. В середине двадцатого века все эти "изыски", как правило, были уже ликвидированы, смежные двери заколочены, а наиболее крупные комнаты с двумя и более окнами разгорожены надвое.
     Но и оставшиеся в неприкосновенности небольшие комнаты выглядели довольно непритязательно, просто из-за своей пеналообразной планировки: при длине в 6-7 метров их ширина составляла всего два-два с половиной метра.

     Яркого ощущения "неудобности" у меня от таких квартир не осталось. Осталось ощущение какой-то затхлости, точнее, антикварности, которая заставляет вас подспудно ощущать "пыль времен" даже на тщательно вычищенном комоде Людовика XIV.
     Хотя, казалось бы, что удобного может быть в коммуналке доходных домов девятнадцатого века? Наверняка, тогда генеральские квартиры считались (и были) не только более престижными, но более удобными, чем чиновничьи.

     Тем не менее, факт.
     Может быть, действительно, привычка к коммуналкам и впитанная с молоком матери классовая ненависть к "буржуям-кровопийцам"? Не сходится: в "генеральских" квартирах я бывал уже после перестройки, когда бухаринский лозунг "Обогащайтесь!" был уже не только возрожден, но и воплощен в жизнь.
     Не всеми, конечно, а только наиболее шустрой частью советского народа, но во всяком случае этот лозунг уже перестал провоцировать желание схватиться за комиссарский наган даже у ортодоксальных коммунистов.

     Оставим же эти рассуждения о загадках психологии среднего советского человека времен перехода от развитого социализма к недоразвитому капитализму, и вернемся к обсуждению жизнеописания покинутого нами Гани.

(продолжение)