|
Случайность или судьба?
|
"... Но я потерял дар речи, когда он вдруг негромко промолвил, что давно пора реабилитировать Мартынова, убийцу Лермонтова...
Разве повинен Мартынов, что мать родила его посредственностью, не в художественном, а в сугубо человеческом смысле слова?
Родила таким, каких миллионы и на ком, собственно, держится мир.
Непритязательные миллионы эти влачат, сопя, свое жалкое существование, и вдруг одного из этих людей
судьбы выволакивает за шиворот и с хихиканьем бросает на забаву исполина.
Причем исполина не великодушного, пророка не доброго, мудреца,
не юродствующего в опрощающей любви к ближнему, а желчного
и кривоногого насмешника, чья изобретательная злость под стать его же гениальности. Как быть?
Надо отказаться от последних крох человеческого достоинства, чтобы все снова и снова сносить те утонченные издевательства, которым подвергает его
величество гений своего более чем заурядного современника.
Однако и у заурядности есть предел терпению, и если уж слишком допекают ее щелчками по носу, то
в один прекрасный день она может выхватить из-за пояса пистолет и с яростью пристрелить любимца богов.
Можно ли осуждать ее за это?
Или хотя бы осуждать столь безоговорочно?"
Р. Киреев - Подготовительная тетрадь
Знамя, N 4-5, 1981 г.
|
|
Может показаться, что эта цитата не слишком подходит к сегодняшней дате - годовщине роковой
дуэли.
Но ведь и на самом деле некто (а точне "никто") Мартынов известен только тем, что в тот летний день оказался
чуть более удачлив, чем его соперник. Именно удачлив, поскольку точность
стрельбы из дуэльных пистолетов была такова, что дуэль была скорее очень опасной азартной игрой, чем
спланированным убийством.
Если, конечно, не стрелялись на четырех шагах, как Чернов и Новосильцев.
Из этого почти однозначно следует, что Лермонтов фактически и постоянно искушал собственную
судьбу.
Ведь и на Кавказ его сослали тоже за дуэль.
Его звезда блестнула на краткие четыре года - и осталась гореть навсегда.
Значит он умер не потому, что ему в тот день "не повезло", а потому, что свое предназначение на земле он уже выполнил.
А от Мартынова так ничего и не осталось, кроме восьми букв ничего не значащей фамилии и сомнительной славы Герострата.
Обложка
Предыдущий номер
Следующий номер
|
|
