|
Память...
В конце пятидесятых годов по Ленинграду прошел смутный слух, что в каком-то "атомном" институте была авария и едва не случилось радиационного заражения.
Учился я в то время примерно в 6-7 классе, сплетнями и слухами не интересовался, да и родители, имевшие большой опыт жизни в сталинское время, не уставали повторять: "Услышал - молчи. Мало ли, что люди болтают..."
Прошло лет восемь. И весной 1966 года мой институтский друг - Саня Барыбин - вдруг заболел какой-то странной болезнью: воспаление лимфатических узлов.
Сначала он вопринял это как казус. Но его положили в Военно-Медицинскую Академию и долго лечили. Потом выписали, потом снова лечили, и снова, и снова...
Периоды лечения все увеличивались, а время "на воле" все сокращалось...
Врачи говорили, что эта болезнь, возможно, является следствием лучевого заражения, или более осторожно - симптомы ее похожи на симптомы лучевой болезни.
Мы с ним перебрали все места, в которых он бывал и мог облучиться, но ничего вспомнить не смогли.
Кончилось это печально: в декабре 1969 года он умер в больнице.
Было ему 23 года и два месяца.
...Однажды Саня повел меня с другим своим приятелем Костей к одной своей знакомой, с которой он познакомился в клинике.
Ей было в то время 27 лет.
Встретила нас женщина на вид лет сорока с нездоровым цветом лица, и какое-то время вела пустую светскую беседу.
А потом тихим ровным голосом рассказала следующую историю.
После школы она поступила работать в "атомный" институт лаборанткой. Что это был за институт и называла ли она его я уже не помню. Важно то, что их лаборатория занималась какими-то радиоактивными веществами.
Работа с ними проиходила, естественно, в специальной камере с помощью манипуляторов.
"И однажды в ночное дежурство, - спокойным голосом рассказывала она, - в камере сложилась критическая ситуация..."
"Что значит "критическая"? - с прямолинейной непосредственностью спросил я, - Могло рвануть?"
"Я работала лаборанткой всего полгода, - уклонилась она от ответа, - но камеру нужно было срочно чистить. Нас было в дежурной смене семь человек.
Все и полезли, чтобы никому обидно не было."
"А манипуляторы?"
"Манипуляторы не везде достают," - терпеливо ответила она.
"А защита"?
"По две "защитки" одевали. Один поработает немного, другой сменяет... И так всю ночь..."
... Двое умерли через полгода.
"Они постарше были, - сказала она, - за тридцать уже."
Еще трое умерло - в течение пяти лет.
"Теперь я одна осталась, - спокойно рассказывала она, - Врачи мне прямо сказали, что не думали, что я столько проживу..."
Должен сказать, что вся эта трагическая история тогда не произвела на меня особого впечатления.
С самодовольностью молодого щенка, у которого впереди вечность, и не просто вечность, а вечность удовольствия и радости, я быстро забыл про нее.
Всплыла он в памяти только совсем недавно.
Но прошло очень много лет. И я даже сомневаюсь, действительно ли были слухи о радиоактивном заражении уже в пятидесятые годы, или это странная аберрация памяти?
Но маленькая, серенькая, тихая женщина в старой квартире где-то на улице Рубинштейна - это не выдумка...
Обложка
Предыдущий номер
Следующий номер
|
|
